Основатель бренда Gourji и владелец внушительной коллекции российских часов Дмитрий Гуржий рассказывает Watch Alphabet о достижениях часовой индустрии СССР, лихих 90-х и трудностях часового бизнеса в России.
Дмитрий Гуржий встречает нас в собственной гостиной, одетый в розовую рубашку и с розовыми Swatch на запястье в течение нескольких часов. «Я люблю Swatch», — с удовлетворением сообщает Дмитрий. И достает ряд шкатулок, в которых лежат совершенно разные часы — редкие российские модели разных десятилетий. Все дело в них.
Расскажите, как вы начали коллекционировать часы? И почему именно советские?
Собственно, так и получилось, что к часам я пришел через автомобили. Мой главный интерес — коллекционирование российских автомобилей. Я поставил перед собой эту цель в конце 90-х годов, потому что почти все они достаточно интересны с точки зрения дизайна.
Началось все с 21-й «Волги», затем были замечены «Москвичи», «Чайки», «ЗИМы», «ГАЗы», «Запорожцы» и другие культовые модели. Я нашел их, и концепция заключалась в том, чтобы аранжировать их в роскошном исполнении, ничего не меняя на техническом уровне — как экспортную версию. Внутри был установлен кожаный салон, а для отделки использовались лучшие материалы.
В то же время я начал увлекаться брендом персональных аксессуаров Gourji, в продукции которого часто используется русская эстетика. Нас интересует дизайн того периода. Российская часовая промышленность оказалась весьма благодатной почвой в этом контексте. Я лучше узнала их на блошиных рынках.
На этапе столетий на руинах сохранилось довольно много дизайнерской эстетики русского периода. Там было много разных часов — и в золотом корпусе, и в каком угодно. Я начал их покупать. Дополнительная мотивация появилась, когда я однажды узнал в продаваемых часах модель, которую носил мой дед. Потом я вспомнил часы, которые кто-то подарил мне на 16 или 14 лет, первые часы, которые я купил на собственные средства, и далее. Я начал приобретать то, что действительно имело для меня какое-то значение — индивидуальное, дизайнерское или историческое. Например, модель «Полет», с которой Леонов вышел в открытый космос.
Значит, вы высоко цените работу российских дизайнеров?
Если ассоциировать часы послевоенного периода до начала 1970-х годов, то они ничуть не хуже работ своих западноевропейских коллег.
Я считаю уничтожение российской часовой промышленности преступлением и катастрофой.
В период перестройки швейцарское оборудование закупалось за большие деньги для возрождения предприятий. А когда началась приватизация, кто-то арестовал 1-й, 2-й и 3-й часовые заводы и продал это оборудование за несколько центов.
Я очень ценю итальянских предпринимателей, которые в середине 90-х годов были посредниками при заключении этих сделок. 1-й часовой завод был переоборудован в офисы и торговый центр. На самом деле там нет никакого производства, есть небольшие мастерские, где делают золотые футляры и прочие мелочи.
У меня есть роскошные золотые автоматические часы, посвященные 25-му съезду КПСС. Теперь, когда я слышу, что Ulysse Nardin действительно пытается сделать некую специальную русскую серию, оказывается, что они просто копируют похожие модели. И они делают это правильно!
Здесь «Ракета» создала ремейк персональной модели с разными часовыми поясами. Но никто не понимает, как его использовать. Все, кто не пытался что-то назначить, через 10 минут расписались в том, что сами не знают, о чем, собственно, говорят. Кроме того, это довольно крутая дизайнерская вещь.
А если у вас ассоциируется не обложка, а содержание?
На 60-летие моему дедушке, доценту университета водного хозяйства, подарили золотые ультратонкие часы «Полет». Я беру его с собой каждый раз, когда лечу на выставку в Базель или на Женевский часовой салон.
Например: Longines утверждает, что производит самые изысканные часы. «Не смешите меня», — обращаюсь я к ним и достаю дедушкину. Они удивляются, говорят: «Что это такое? И я сказал им: «Это «полет» 60-го года, вот, собственно, и все!». Ультраплоские часы из золота. Вот карта содержания для вас. И мы начали уступать, когда «Русское единство» начало распадаться во второй половине 70-х годов.
Вам нравятся швейцарские часы? Вы их купили? Сейчас я не занимаюсь темой свотчей.
В 90-е годы я покупал их, как и все остальные, и начал коллекционировать, как и русские. У меня было 2 сундука: один со швейцарскими на несколько часов — Rolex, Omega и 2 — с русскими. В начале 2000-х годов грабители совершили 1-е ограбление, но 2-е их не интересовало. В это время я решил, что это действительно сигнал.
Тем не менее, я почувствовал некоторое облегчение от того, что больше не буду восстанавливать швейцарскую коллекцию, но могу сосредоточиться на российской. Кстати, у меня также есть коллекция Swatch. На нем более 100 часов, к нему также не прикасались. Но на самом деле он занимает такой размер, что его просто невозможно унести.
Внезапно! Что заставило вас начать их собирать?
Сейчас они мне нравятся меньше, я стал приобретать их время от времени, потому что раньше они делали часы, которые были настроены на определенную культурную или национальную ситуацию. У них был тематический дизайн. А в настоящее время они выпускают элементарные пластиковые часы разных форм. Я знаю их — вероятно, новое поколение покупателей имеет возможность быть очарованным элементарной конфигурацией. Но не для меня.
Вы даже сказали, что ходите на выставки. Вы делаете это как преданный или у вас есть другая цель?
Раньше я был дилером Dunhill, который принадлежал группе Richemont, поэтому они каждый раз участвовали в SIHH. Нам также нравится Montblanc. И в Базеле, потому что на выставке представлены не только часы, но и ювелирные изделия. Помимо всего прочего, я нашел там новых партнеров.
Для чего? Загорелись ли они в часовом деле?
Было желание организовать часовую линию в рамках Gourji, и мы вплотную подошли к этому. Но владеть собственным производством довольно сложно и дорого, в том числе и такой крупной компанией, как, например, Montblanc, которая решила увлечься на несколько часов, ничего не построила, а приобрела уже существующее творение, подобно массе и поездам. Ну, или вы такой оригинальный ценитель, как Константин Чайкин, который сам все коллекционирует. Я не являюсь ни тем, ни другим, поэтому мне пришлось искать партнеров — в Швейцарии, в Германии и в Российской Федерации.
Но затем наступило падение. А бюджет такого плана составляет сотни тысяч долларов при весьма экстравагантном результате — то есть он становится, но через пять-шесть лет, не меньше. В результате мы пришли к выводу, что это не считается нашей ценностью.
Но есть еще Жак Поль Польер, например, который пытается обновить «ракету» …
Ну, Жак, он не то чтобы пытается возобновить, он и его партнеры купили существующее творение, которое так и не стало. Они привели ее в чувство, провели довольно серьезную рекламную работу, укрепили бренд, наладили дистрибуцию, делают отличную работу и так далее, и тому подобное. Но это не создание «с нуля» — как компания «Ника» или творение Чайкина. «Ника» делает замечательные и отличные часы, но их механизмы — это корпуса, которые здесь не предназначены. Отличное производство велосипедных часов — это практически «ракета» в Санкт-Петербурге.
Вы сейчас говорите о личных калибрах?
Да, в Чистополе и Угличе до сих пор создаются часы, я знаю. Там они пытаются создать нечто большее или меньшее. Здесь, вероятно, встает вопрос об инвестициях на 10. млн. долларов США.
Вопрос в том, найдется ли богатый человек, который потратит эти средства, очевидно, не на очередную игрушку, а на возрождение часовой промышленности.
Вполне вероятно, что в доктрине считают, что есть люди с такими средствами. И она имеет возможность быть, она необходима, и государственная поддержка также необходима.
Существует целая индустрия, которая практически или иным образом возрождает автомобиль. Она была воспроизведена, пусть ее сборка, но она есть. Однако это целенаправленные усилия, есть люди, которые хотят увлечься данными. Здесь, например, газ — это абсолютный доход, который может выжить. В часах это тоже вероятно, но в данный момент необходимо приобрести все оборудование и найти людей. В них исключительно гигантская противоречивость, что сейчас те, кто работал в 80-е годы, уже не имеют никаких шансов работать. Но он действительно не сомневается, что все очень вероятно.
Почти каждая модель часов в коллекции Дмитрия Гуржего имеет свою собственную ситуацию. Легенды Леминга — интервью в нашей видеоверсии.
