Жванецкий — «Василий Васильевич, вы пейте!»

— Василий Васильевич, вы пейте! И вот что, Василий Васильевич, я хотел попросить. Вы занимаете такое положение…
— Ты понимаешь — я такой человек — и все. Вот такой я человек. А ты вот такой человек.
— Да, Василь Васильич, я такой. Вы закусывайте, вот, съешьте…
— Закусываю. Съедаю. Потому что такой я человек. Да. Такой я человек. А ты мне нравишься. Да. Ты мне нравишься. А что, я неправ? Я неправ? Скажи, я неправ?
— Правы.
— А почему я должен не приходить? Почему я должен не есть, не пить, если ты меня приглашаешь? Я должен не есть?
— Не должны.
— Ты меня не знаешь. Нет, ты меня не знаешь. Я прав?
— Нет.
— Я не прав?
— Правы.
— Ты меня не знаешь.
— Вас все знают.
— Никто меня не знает. Вот такой я человек. Запомни. Я знаю, почему ты меня пригласил. Но это неважно. Нет, не важно.
— Я вас пригласил, потому что мне очень приятно. А если мне очень приятно, я это делаю невзирая. Василь Василич…
— Я не верю, что тебе это приятно. Но я знаю, что делаю. Я могу и выгнать.
— Конечно, можете. Но мне очень приятно.
— Я не верю, что тебе это приятно.
— Ну вот очень приятно.
— Я не верю. Но я это делаю. Я такой человек. Вот такой я человек.
— Неправда, мне очень приятно. Василь Васильич…
— Наливай себе, не стесняйся.
— Спасибо, я налью. Василь Васильич…
— Я бы иначе и не пришел. И черта с два я бы пришел. Думаешь, ты один меня приглашаешь? Я от каждого принимаю. Я человек железный. Если мне кто неприятен, могу ни капли не выпить. А с тобой — нет. Тебя люблю и пью из твоих рук. Ставь стол — я твой. Вот такой я человек. Да, я такой человек. Вот такой я человек. Да. Именно такой человек.
— Василь Васильич, помните, я к вам подходил, я у вас тогда просил, а вы сказали…
— Каждый… каждый хочет, чтоб я пил в его присутствии. Им только улыбнись. И сразу что-то просят. Ты понял? Все просят и каждый просит. Звонят и просят. В коридорах. В кабинете. На улице. Пять минут о погоде — и попросил. Понял? Как жена, как дети — и попросил. Пятьсот звонков с просьбами, триста встреч с просьбами, два обеда с просьбами, три бани с унижениями. Вот ты умный. Ты интеллигент. Что ты будешь делать?
— Да, Василь Васильич…
— Да. Все время один. Потому что все время один. И потому один все время. Да. Я такой человек. Такая дружба. Один просит все время, а другой от него прячется. Вот такая дружба. Да, такая дружба. Это охота. Да, это охота. Это охота, да. А не дружба, не дружба. И поэтому с друзьями тяжело. Их нет. Все — до ордера. Ордер — и открытки на Новый Год нет. Нет открытки. Звонка нет. Пока лекарство не понадобится. Да, пока не понадобится лекарство. Да, именно оно. А ты со мной будешь дружить долго. Ты меня будешь долго любить.
— Ах, я-то, конечно, у меня же простой вопрос. Василь Васильич…
— Просят, просят. Почему только у меня? Потому что такой я человек. Да, я такой человек.
— Василь Васильич…
— Ты знаешь, кого бы я полюбил? Того, кто у меня ничего не попросил. Я бы для него все сделал. Ты видел этих просящих? У них в глазах это все. И в руках. Руки дрожат. Отвратительный народ.
— Василь Васильич, но я, по-моему…
— Ты тут ни при чем. Да, ты тут ни при чем. Я почему тебя люблю?
— Почему?
— Потому что ты у меня ничего не попросишь.
— Дело ж не в любви… Мы же мужчины, можно и не любить особенно.
— Нет. Если не люблю, вообще ничего не сделаю. И говорить не могу.
— Да, конечно. Любить обязательно, это конечно, это смешно, это естественно, поэтому я рад, если вы меня полюбили…
— Да. Но ты это заслужил. За то, что ты ни о чем не просишь, и не попросишь никогда. Поэтому я тебя и пригласил. За этот очень скромный стол. Очень. Да. Очень неказистый.
— Ай-ай-ай, я пытался, извините. Но три четверти меню вычеркнуто, на остальных стоит «нет», а это вот домашняя селедочка, а вот тут вот жена я в портфеле солененькое тут…
— Ты прав. Очень противный стол. Обидный стол. Незаслуженный. Одни оскорбления на столе. Обидно. Не позволял я себе такого. Давно не позволял. Не заслужил. Вот эта канистра с денатуратом…
— Так домашнее, Василь Васильич…
— После стирки осталось. А я хотел не один прийти. С человеком, который решает. Много решает. Другим не дает, сука, люблю я его. Но его обидеть рука не поднимается. Хорошо, что не взял. Я — уж ладно, я снесу. Мне деваться некуда, я пришел. Буду жрать это тряпье. Эти голыши лизать. А он-то в чем виноват? Хотел со мной, сука. Я его еле дверью отсек. Подонок. Его-то за что? Чтоб он со мной месяц не разговаривал? Ты не желудочник?
— Да нет, мне все можно…
— И мне все можно. Поэтому ты сгорел. Что ж ты натворил? Что это за стол? Знал бы, я б тебя не пригласил. Такой я человек. Вот такой я человек. Да. Ты, я вижу, скоро пойдешь? Уйдешь, видимо, отсюда к чертям. Или еще посидишь? Ты, если не можешь, не сиди. А встречу мы перенесем. Да, перенесем. Точно, вот это — да. Мы будем считать, что ее не было. И ты будешь считать. Засчитывать ее не будем. Не засчитываем. Потому что если мы ее засчитаем, это будет тебе поражение. Ни дружить со мной, ни любить меня, даже узнавать меня я тебе не позволю. Такое не прощается. А я твердый человек. Да, я такой. Очень твердый. Да, именно. Точно. Точно, да, твердый. Мы эту встречу перенесем. Туда, на вторник.
— На вторник? Так у меня же все должно решиться в понедельник! А если прямо завтра?
— Нет, ты не готов. Ко вторнику успеешь. Я возьму Степана Николаевича, Гришу, попробуем все сначала. И я тебя буду любить. А теперь иди, ко мне придут.
— Василь Васильич…
— Иди, пока я тебя не разлюбил. Закажи еще на двоих, и уходи. Только чтобы я тебя простил. Тебе сейчас это главное. А я буду их кормить, чтобы они тебя тоже решали. Попытайся очень быстро уйти.
— Василь Васильич, ну, до встречи?
— Ну, дай тебе бог.