Вот вы просыпаетесь от будильника, а я — от хохота. Забился под одеялом от смеха — открыл глаза. Что мне приснилось — никто не знает. Хохочу себе — я очень смешной.
Вот смотрите, костюм как сидит — вам не видно, сядьте поближе. Я сшил его в ателье у нас. Сколько я ходил за ним — надо рассказывать отдельно, в отдельном месте, с глазу на глаз, а то вы разнервничаетесь. Однако сшили. Выносят. Вот это, то, что на мне. Кто сшил костюм? Я могу с ним поговорить? Я не буду кричать, я хочу посмотреть ему в глаза и все.
Выходят сто человек. Этот — воротничок, тот — лацканчик, этот — хлястик, тот — манжетик, никто ни за что не отвечает. Кто сшил этот чудо-костюм? Мы! И не с кем говорить. Значит, никто не виноват? Никто. Все, поздравляю вас, ребятки, вы чудно устроились. Одел костюм и пошел.
В парикмахерской — хохот. Что вы смеетесь, спрашиваю? Что, я похож на человека, у которого плохо сшит костюм? Или прическа плохая? Сейчас будет прическа, главное не прическа, а душа! Постриги, девочка, только душу вложи!
И что вы думаете? Постригла. В зеркало посмотрел — что ж ты, девочка? Что я, тебе враг? Что, я — твой муж бывший? Ты посмотри, что ты натворила! Мне ж фуражки не хватит прикрыть твою работу! Мне же голову бинтовать надо!
Она говорит: «А что же я могла сделать? У меня ножницы не берут, точильщик так заточил».
Я не поленился — к точильщику. Что ж ты девочке ножницы так заточил? Она же меня жутко подстригла! А точильщик показывает — ты видишь, видишь, как они сделаны? Если завод такие ножницы делает, их точи, не точи, они не соприкасаются между собой.
Я не поленился и на завод поехал. Что же вы такие ножницы делаете, их точи, не точи, они не соприкасаются и девочка меня жутко постригла! Посмотрел на меня контролер, вытер слезы от хохота. А что я могу сделать, это такая сталь. Ее ножом можно резать. Только не теперешним, старым ножом. Мы не виноваты — какую сталь дают, из такой производим. Литейщики подводят.
Я не поленился — к литейщикам подъехал. Литейщики, а литейщики, что вы подводите? Что ж вы такую сталь делаете, что от нее ножницы не соприкасаются, их точи, не точи, они рвут и девочка меня жутко постригла. Квалификация у вас есть? Квалификация тебе, квалификация! Смотри, дурачок, вот сталь — броню пробивает на жутком расстоянии. Квалификация! А чего ж у вас ножницы не стригут? Ножницы? ГОСТ у нас, дурачок. ГОСТ есть — все! Мы его выдерживаем — все! Отойди. От твоей прически литейщики хохочут и чугун на ноги разливают. Так кто же это у вас ГОСТы выдумывает? Это в Москве, в институте человек сидит.
Я не поленился — в Москву звоню. Что ж ты, говорю, ГОСТовик ты! Такую сталь на ножницы даешь, они не соприкасаются, их точи, не точи, они рвут и девочка меня жутко постригла. Ты можешь ГОСТ поменять? ГОСТ поменять? — он так захохотал, что у него трубка из рук выпала. ГОСТ поменять? Я уж лучше полжизни нестриженый и нечесаный буду ходить. Я лучше умру патлатым, чем это дело затевать. Я тебе советую — ходи, как есть. На остроту отвечай остротой. Отшучивайся.
В общем, со стрижкой уладили — так и хожу. А сейчас мост себе строю. Непонятно? Я из зубоврачебного иду. А вы думали, у меня дефект речи!
Челюсть у меня из новых материалов, сэкономленных целиком. Там тоже хорошо: врач мост ставит, техник мост делает, а детали моста из Барнаула летят. Сейчас как раз ожидаем. Поэтому я такой смешной!
Но главное в человеке не прическа, не зубы, а душа. Один лектор трепался, что бога нет и души нет. Ну, бога нет — ладно, а душу жалко. Зачем душу отменили впопыхах? Нет души — вкладывать нечего, зато голова существует, кивать есть чем.
