Вы не хоронили в августе в Одессе? Как, вы не хоронили в августе в Одессе, в полдень, в жару? Ну, давайте сделаем это вместе.
Попробуем близкого человека. Давайте.
Мы с вами подъедем к тому куску голой степи, где указано хоронить. Кладбище, мать их.
Съезжаются 15-20 покойников с гостями сразу. Голая степь, поросшая могилами. Урожайный год. Плотность хорошая, наш участок — 208.
Движемся далеко в поле. Там толпы в цветах. Все происходит в цветах.
Пьяный грязный экскаватор в цветах все давно приготовил. Ямки — по ниточке, раз, раз, раз. Сейчас он только подсыпет, подроет, задевая и разрушая собственную работу. У него в трибуне потрясающая рожа музыкального вида с длинными волосами. Лабух.
Двумя движениями под оркестры вонзается в новое, руша старое, потом, жутко целясь, снова промахивается, завывая дизелем под оркестры.
Дикая плотность, их суют почти вертикально. Поют евангелисты, высоко взвывают евреи. Из-за плотности мертвецов на квадратный метр над каким-то евреем: «Товарыши! Дозвольте мени. Тьфу! А де Григорий? Що ж вы мене выдштовхнулы? Товарыши. »
Цветы, цветы, затоптанные, растоптанные, белые лица, черные костюмы, торчащие носки ботинок, крики: «Ой, геволт, господи, душу его упокой, дозвольте мени, товарыши!»
Хорошо видны четверо в клетчатом с веревками и лопатами. Их тащат от ямы к яме. «Быстрей, быстрей, закопайте, это невыносимо!» — «Сейчас, сейчас… Сначала веревки, потом лопаты, где, чей, как табличка, где табличка? Сойди с моей могилы! А где мне стать, у меня нога не помещается! Все равно сойдите с моей могилы!»
Веревки, лопаты… Музыкант выкапывает, они закапывают, пять штук сразу. Между ними по оси X — 50 сантиметров, по оси Y — 25.
Много нас, много. Пока еще живых больше. Но это пока, и это на поверхности.
Четыре человека машут лопатами как веслами. Мы им все время подвозим. Не расслабляться!
Покойники снова в очередях. Уже стирается эта небольшая разница между живыми и мертвыми.
Шеренги по веревке, расстояние между бывшими людьми — полметра, время — полминуты. Крики, плач, речи, гости, цветы, имена…
На красный гроб прибивают черную крышку: «Ребята, это же не наша крышка! Ребята, где наша крышка? — Откуда мы знаем, где ваша крышка? — Сема, держите рукой нашу крышку!»
В этой тесноте над вашей ямой чужой плач. «Он был в партии до последнего дня! — Кто, он никогда не был в партии! Если б мы достали кровь, он вообще бы жил! Ципарин, ципарин, ему не хватило ципарина! — Вы знаете, операции они делают удачно, они выхаживать не могут. Зачем тогда эти удачные операции? — Вы хотите, чтобы он хорошо оперировал, а ночами еще и ухаживал? — Я ничего не хочу, я хочу, чтобы он жил! — Вы скажите спасибо, что оперируют хорошо! — За что спасибо, если я его хороню? — Это уже другой разговор. — А вы знаете, вот он не хотел брать на себя. Вот он. Он как чувствовал. А они ему все время сверху: бери на себя, бери на себя! Он не хотел, я не возьму на себя, а они кричали: бери на себя! Он взял на себя, теперь он здесь, а они в стороне. — Что вы знаете, теперь же инфаркт лечат! — Инфаркт не лечат, его отмечают. Отметили, и живи, если выживешь. — Как он не хотел брать на себя, а они ему: мы приказываем, строй! Он говорил: я не имею права, они говорили: мы приказываем, строй! Он построил. Когда приехала ревизия, они говорят: мы не приказывали. Теперь он здесь, а они там. — Куда вы сыпете наши цветы, где он? Где Константин Дмитриевич? Константин Дмитриевич! О, вот он! Нет, это не он. О, вот он! Ой, Константин Дмитриевич, при жизни я вас искал, вечно вас ищешь, вечно вас ищешь. — Господи, спаси, помилуй, суди нас, господи, не по поступкам нашим, а по доброте своей, господи! — Товарищи, славный путь покойного отмечен почетными грамотами… »
Тут закончили, там заплакали. Тут заплакали, там разошлись. Цветы, венки, гробы, ямы, плач, вой…
Беларусь задними колесами в цветах. «Товарищи, всех ногами к дороге. Товарищи, разворачивайте!»
Черт знает, чего больше — рождается или умирает. Какое нам дело, если нас так хоронят.
Население! Мы — население! «Не смейте кушать, Марья Ивановна, это же колбаса для населения!» Сетевые сосиски, комковатые публичные макароны, бочковые народные пельмени, страна вечнозеленых помидоров, жидкого лука…
«Для удобства пассажиров маршрут №113 переносится! Для удобства покупателей магазин №2 Плодовощторга закрывается!»
А оперируют они хорошо! Только очень непрерывно. Так же, как и копают. Мы им подносим, они закапывают. Без простоев. Огромное поле. Все ямы на одном пятачке. Ибо — ах, ибо — удобно экскаватору, удобно копателям, конторе — всем, кроме нас.
Как наша жизнь не нужна всем, кроме нас, как наша смерть не нужна всем, кроме нас. Как нас лечат, как мы умираем, как нас хоронят.
