Нет нашей бабы лучше! Наша баба — самое большое наше достижение.
Перед той и так, и эдак, тюти-мути, встал, сел, поклонился, романы, помолвки… Нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил — твоя! Брак по расчету не признает. Что ты ей можешь дать? Ее богатство от твоего ничем не отличается.
А непритязательная, крепкая, ясноглазая, выносливая! Счастливая от ерунды! Пищу сама себе добывает, и проводку, и известку, и кирпичи, и шпалы. И ядро бросает невидимо куда. А кошелки по пятьсот килограмм, и впереди себя коляску с ребенком. Это ж после того, как просеку в тайге прорубила.
А в очередь поставь — держит! Англичанка не держит, румынка не держит, наша держит! От пятерых мужиков отобьется, до прилавка дойдет, продавца скрутит, а точный вес возьмет!
Вагоновожатой поставь — поведет, танк дай — заведет.
Мужа по походке узнает, а по тому, как ключ в дверь вставляет, знает, что у него на работе, какой хмырь какую гнусность ему на троих предложил.
С утра — слышали? — ду-ду-ду, цок-цок-цок, ду-ду-ду — то не гром, не мотор, то наши бабы на базар пошли перед работой. Земля дрожит — идут наши святые, наши женщины, самое большое наше достижение, плоть от плоти, ребрышки наши дорогие.
Ох, эти приезжают финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин ничего в целом мире нет. Так и зарятся, так и вывозят богатство наше национальное.
В чем, говорят, ее сила? Она сама не понимает, какая она. Надо — соображает, не надо — не соображает. Любишь дурочку — держи, любишь умную — изволь, хочешь — крепкую, хочешь — слабую. В любой город к нему едет, потерять работу не боится. В дождь приходит, в пургу уходит.
Совсем мужчина растерялся и в сторону отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабше значительно оказался наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный в своих мелких исканиях, проявлениях чувств. Задавили его собственные устремления. Очумел, дурным глазом глядит. Начальства до смерти боится. Ничего решить не может. На работе молчит, дома на гитаре играет.
А эта — ни черта не боится, ни одного начальника в грош не ставит, до Москвы доходит, за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед мужчинами стоит.
Так и запомнится во весь рост: отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десятилетний держится.
Так и стоит на той фотографии, что в мире по рукам ходит. Одна на всю землю.
