Я не знаю, как для вас, для меня 8 Марта — второй день рождения.
Я холостяк. Не старый. Мне 18 (до 17-го года). Плюс 51. Минус подоходный. Плюс бездетность. Я по профессии бухгалтер. Итого мне 69 с копейками.
Все друзья хотят меня женить. Ну, потому что люди не выносят, когда кому-то хорошо. Но я не спешу. 69, время еще есть.
С моим возрастом, о котором я сказал выше, с моими данными, о которых я скажу ниже, я мог бы женить на себе весь балет Большого театра. Но я не тороплюсь.
Мне говорят: «Слушай, Сигизмунд, для тебя есть девушка. В Ташкенте. Стройная, как козочка. Ароматная, как персик». «В Ташкенте? Улица Навои, 65, вход со двора налево, отдельная квартира с отцом?» — «Да» — «С черными глазами, заикается?» — «Да» — «Тетя болела желтухой в 36-м году?» — «Да» — «Хорошая девушка. Но зачем привязывать себя к одному месту?»
Я всю жизнь менял адреса и места работы. Менял, когда мне не нравился пейзаж за окном и голоса сотрудников. Зачем же мне затихать вдали? И я сказал себе: «Сигизмунд! Тебе рано отдавать. Ты еще не все взял от жизни!»
И я сбежал к одной врачихе. Доцент. Вот такая толстая диссертация. И тема очень интересная — что-то там в носу. Такая умная женщина! Бывало, по радио: «Буря мглою небо кроет…» — «Откуда это, Сигизмунд?» — Я только открывал рот и напрягал память, как она говорила: «Ты прав, это Евтушенко».
С ней я пошел дальше всех — с ней я дошел до ЗАГСа. У меня уже был букет. Мы с ее мамой перешли на «ты», а папа подарил мне белые тапочки. И тут я сказал себе: «Стой, Сигизмунд! Она чудная женщина, со всеми удобствами, с горячей водой, в прекрасном районе, но умна угнетающе! С таким же успехом можно жить в библиотеке или спать в машиносчетной станции».
И я бежал к третьей. Та ничего не соображала, и я почувствовал себя человеком. Я сверкал остроумием, я пел и решал кроссворды, а она сидела, раскрыв рот. Когда человек, раскрыв рот, смотрит на вас целый день, это приятно.
Но через месяц это начинает раздражать. Я ей говорю: «Закрой рот, я уже все показал!». И, хотя был ужин, и нас поздравляли, и ее папа подарил мне белые носки, я сказал себе: «Стоп, Сигизмунд! Шутки шутками, но могут быть и дети!».
И я бежал домой, где из живых людей меня ждет только зеркало.
Но сегодня, женщины, у нас с вами большой день. Я чувствую, что я созрел.
Сегодня я выгляжу, как никогда. У меня еще стройная фигура, блестящий в некоторых местах костюм, слегка подкашивающиеся ноги, небольшое пришептывание при разговоре, посвистывание при дыхании и поскрипывание при ходьбе.
Но если меня в тихом месте прислонить к теплой стенке, со мной очень-очень можно поговорить. О восьмом марта, о весне, и о вас, женщины!
