Наконец, он был включен. На фоне продолжающегося украинского инцидента Российская Федерация официально заявила о собственной готовности принять участие в гражданской войне в Сирии. Наш «самый независимый парламент в мире» в лице Совета Федерации за считанные минуты штампует разрешение президента на постепенное развертывание войск.
Фото: Геннадий Черкасов
И теперь у Владимира Путина есть возможность в любой момент отдать приказ «к бою!». Отечественные боевые подразделения, как любезно сообщили нам бесчисленные иностранные информаторы, уже давно присутствуют на театре военных действий в Сирии в абсолютной готовности.
В некотором смысле, нечто подобное было почти неизбежно. Сказав «а», обычно приходится говорить и «б». Объявив на всю вселенную, что Российская Федерация готова сыграть роль «вооруженного арбитра» в политической драке на Ближнем Востоке, Путин больше не мог делать вид, что ничего подобного не говорил. Но шок от заявления Большой Дмитровки был смягчен лишь отчасти. Бой есть бой. Бой никогда не бывает изящным, четким и упорядоченным. Борьба довольно редко протекает в соответствии с заранее обдуманными намерениями, но, несмотря на все это, она почти всегда приводит к совершенно неожиданным результатам.
Да, глава администрации президента Сергей Иванов сразу же попытался успокоить общественность, у которой текст «Президент Сирийской Арабской Республики обратился за военной помощью» автоматически вызывает тревожные ассоциации. А к заверениям обитателей Кремля — «Мы знаем, что делаем» — я склонен относиться с осторожной уверенностью.
Мне было всего 4 года во время рокового вторжения российских войск в Афганистан в декабре 1979 года. И я ничего не могу вспомнить по неоспоримым причинам. Но в отношении политиков, которые сегодня контролируют основные рычаги власти в Российской Федерации, этого сказать нельзя. Путину в те декабрьские дни было 27 лет, Сергею Иванову — 26, Лаврову — 29, поэтому я не сомневаюсь: эти люди не хуже меня знают все тривиальные угрозы, связанные с прямым вовлечением Российской Федерации в инцидент в той области, где обычно все воюют со всеми остальными и где обычно вообще нет никакой логики.
Но есть и неочевидные угрозы — угрозы, которые в принципе предсказуемы, но возможность и масштаб которых буквально невозможно просчитать. Угроза номер один — это вероятность «асимметричного ответа» со стороны ИГ в виде крупномасштабных террористических атак на нашу страну. Мой старший собеседник в Кремле прокомментировал мне эту историю следующим образом: «ИГИЛ определенно ответит Российской Федерации асимметрично. И чем дольше они будут откладывать решение трудностей ИГИЛ, где эта проблема содержит личный первоисточник, тем сильнее будет их реакция.»
Опасность номер два — возможность ограниченных российских авиаударов. Российская Федерация — не первая мировая держава, поставившая перед собой цель решить проблему ИГ с помощью авиаударов. Америка, например, готовилась к этому уже давно. И никакого смысла в этом нет и быть не может. Почему Российская Федерация должна придумывать то, что на самом деле не сработало в Америке?
Я снова предоставляю текст моему собеседнику из близкого круга, Владимиру Путину: «Да, за время американских бомбардировочных налетов земля под контролем ИГИЛ увеличилась почти на каждую тысячу квадратных километров. Однако авиаудары считаются эффективными только в том случае, если они скоординированы с действиями наземных боевых подразделений. Российская Федерация — единственная держава в мире, готовая координировать свои авиаудары с единственной силой в Сирии, которая, возможно, борется с ИГИЛ на земле — сирийской правительственной армией.
Угроза номер три. Он влияет на Сирию лишь косвенно, но, несмотря на все это, он влияет на нас самым прямым и конкретным образом. В конце сентября талибам в Афганистане удалось захватить Кундуз, стратегически важный провинциальный центр недалеко от границы с Таджикистаном. В случае дальнейшего ухудшения ситуации в регионе это может вынудить Российскую Федерацию вмешаться в историю и здесь.
Силовые структуры бывших среднеазиатских российских республик — понятие весьма и весьма условное. В одиночку они не справятся с массированным вторжением через афганскую границу. И оставлять эти страны на произвол судьбы — не вариант для Российской Федерации. Потому что в это время нам придется вести войну против религиозных экстремистов именно вдоль наших границ.
Переведя разговор с Сирии на Афганистан, не опережаю ли я сам себя на несколько шагов? Это точно. В настоящее время, имея в виду Центральную Азию, официальной столице важно сосредоточиться на том, чтобы произвести фурор только своей собственной сирийской операцией. Существует гораздо больше вероятных источников угрозы для Российской Федерации в Сирии, чем те, которые я назвал выше.
Впервые с бог знает какого года — мне приходит в голову, что речь идет о корейской борьбе 1950-53 годов — солдаты нашего ведомства будут работать в той же стране, где американцы также управляют вооруженными силами. В целом, даже в Корее в годы войны между коммунистическим Севером и капиталистическим Югом российские летчики неофициально носили звание «добровольцев».
Наше нынешнее военное присутствие не может быть более официальным, чем оно есть сейчас. И это делает необходимость «разведения по сторонам» российской и американской борьбы элементарной и неотложной. Мы не обязаны побеждать «Янкиз». Они не обязаны нас побеждать.
Вступив в гражданскую войну в Сирии как прямой сторонник президента Башара Асада, мы не обязаны полностью разрывать отношения с влиятельными мусульманскими странами-суннитами, для которых шиит Асад — как кость в горле. Изначальное противостояние двух ведущих течений в исламе — шиизма и суннизма — это не то, во что нам следует вмешиваться.
Но Российская Федерация в Сирии обязана не только «избегать опасности». Время обсуждать, стоит ли в принципе Российской Федерации вторгаться на Ближний Восток, прошло. Штамп отлит. У нас либо вообще нет возможности, либо практически нет возможности получить абсолютный доход. Российская Федерация в Сирии должна стремиться к триумфу — безоглядному, бесспорному, максимально дешевому, максимально бескровному (если такая мелочь вообще возможна в условиях войны).
Мы должны помнить: ставки в этой игре, к которой присоединилась Российская Федерация, гораздо больше, чем Сирия. Мы ставим на карту личную репутацию, личную безопасность. Мы действуем несоизмеримо активнее, чем раньше, вступая в бой с массовой опасностью: об Афганистане, Центральной Азии, способности ИГ нанести ответный удар по российской земле я не упомянул в этом тексте абсолютно ни одного красного словца.
Я не берусь судить о том, будет ли успешной сирийская военная операция, начатая Владимиром Путиным, — на данный момент этого не понимает никто из тех, кто освещает деятельность самого ВВП. Но от всего сердца я хотел бы пожелать успеха — как нашим военнослужащим в Сирии, так и всем нам. В прогрессирующей войне — особенно в войне с такой организацией, как ИГИЛ — не существует точного участка фронта. В конкретном смысле мы все сейчас находимся в авангарде.
QUOTE Денка
Владимир Путин
(из концерта на встрече с членами правительства):
■ «Конечно, мы не намерены отворачиваться от этого инцидента. Наше воздействие будет осуществляться строго в этих пределах. Во-первых, мы будем поддерживать саму сирийскую армию в ее законной борьбе с террористическими группировками, а во-вторых, помощь будет оказываться с воздуха без участия в наземных операциях».
■ «Боевики «Исламского государства» уже давно объявили Российскую Федерацию своим врагом».
■ «Единственный надежный способ борьбы с международным терроризмом — работать на опережение, бороться и искоренять боевиков и террористов уже в оккупированных ими странах, а не ждать, пока они вернутся к нам домой».
