По-видимому, это лучший спектакль Константина Богомолова. В ней есть такая тонкая ирония, что ее вообще невозможно увидеть и распознать происходящее на сцене на чистый глаз. In Glory, Ploting, развлекают интеллектуальными обобщениями и предлагают посмотреть спектакль с разной степенью подготовки к такому опыту. В ней идет разговор о самой сложной дилемме сегодняшнего дня — об отношении к советскому человеку, сталинской эпохе и идеологическому искусству 1930-х годов. В БДТ осуществилась мечта, которая в свое время не могла осуществиться на сцене МХАТа — постановка пьесы Виктора Гусева «Слава», которая в 1930-е годы была заметным репертуарным спектаклем и, как и многие другие советские идеологические пьесы, ушла из репертуара. Константин Богомолов очарован возможностью изучить стиль сталинского неоклассического искусства, в котором рельефно проявляется человек советской эпохи. В этом исследовании стиля скрыта двойная ирония. В «Славе» нам рассказывают о героическом поступке взрывника Мотылькова, который снял с горы лавину, угрожавшую разрушением электростанции, самого города и — прежде всего — статуи Ленина. Здесь человек подчинен государственной идее, требует ее и ожидает возможности героического саморазрушения. Здесь борются, как в идеологической игре 1930-1950-х годов, хорошее и лучшее (это борьба за мастерство, чтобы сделать двух героев Маяковского и Мотилькова. Подчеркните идею взаимозаменяемости: «что тот солдат, что этот, что этот»). Двойная ирония здесь, пожалуй, в том, что Богомолов возводит советское идеологическое искусство в ранг античной трагедии, показывая его корни, как бы возвращая сталинскую империю в холодную, ледяную древность и тут же сглаживая противоречивость, несовершенство такой идентичности. Вы можете не заметить пафоса этой иронии, но это так. Мы, зрители, никогда не можем угадать, в какой момент режиссер настроит нас на пафос, а в какой — на влажный. Поэтому спектакль спектакля самый разнообразный: кому-то даже кажется, что Богомолов возрождает на сцене сталинский театральный код, вызывает в нем иронию. На самом деле, сегодняшняя театральная реальность в России такова, что в пору всерьез задуматься о реабилитации советского спектакля, советского культурного наследия — не только диссидентам, оппозиции, но и лояльной системе. В этой культурной необходимости нет грани от идеи реабилитации советской политической системы. Свойство культуры таково, что она не терпит пробелов, Абис. Из советской действительности возник стиль, полезный для понимания свойств, хотя они возникли из чисто антропологического интереса. Что делать сегодня с гигантским наследием советских идеологических произведений Вишневского, Билль-Белоцерковского, Сафронова, Леонова, Корнейчука, Тренева? Они ждут переосмысления, очищения от идеологических наслоений, культурной игры, стилизации. Потерять это наследие, не разобравшись с ним без идеологических шор, было бы несправедливо. Выступление Богомолова обнаруживает любопытный парадокс. Когда ирония в отношении тоталитарных систем доведена до абсурда, до тошноты, до логического конца, ирония снова перетекает в фазу мемориализации. Если долго и мучительно деконструировать идеологический пафос, сжигать его на медленном огне, то из этой лавы вновь пробивается эпический образ, цветущий лучезарный миф.
По ту сторону иронии — спектакль «Слава» Виктора Гусева
