Обычный человек, знакомый с тюрьмой из мыльной оперы, убежден, что педофилы и насильники не счастливы за решеткой. Они ошибаются, они чувствуют себя хорошо в эти дни. Жизнь гораздо более болезненна для транссексуалов.
Я до сих пор путаю транссексуалов с трансвеститами, а тем более с трансгендерами, но я к ним равнодушен только потому, что редко с ними встречаюсь. Но те, с кем я соприкасался, вызывали во мне дикую симпатию. В конце концов, какими бы «трансгендерами» они ни были, попав в тюрьму, их ждет ад.
Даже те из них, кто настроен оптимистично и с благодарностью принимает все, что посылает им Вселенная, будут быстро раздавлены и отправлены в русскую таборную землю.
С первым «трансом» я познакомился еще когда катался в Москве на придворных моторках. В глазок жестяной двери я видела только белые длинные волосы, подумав сначала, что какой-то краковской принцессе не повезло на дороге. Но нет, басовый голос вскоре сообщил нам всем, что ее зовут Александра, она еще не успела сменить пол, а уже пьет гормоны. Значит, она была пьяна, потому что СИЗО им, конечно, не позволяет. Основная проблема в том, что он не успевает сменить пол, а уже начал это делать, потому что в СИЗО его не пускают.
Когда один из попутчиков спросил, что она собирается делать в лагере, Александра взволнованно воскликнула: «Ой, буду качать, ребята! На всю жизнь!»
Что такая жизнь может длиться долго, «транс» еще не предвидел. Но то, что его вскоре осудили на семь лет минимального режима, он кое-что понял и не поделился своей радостью ни с кем в отделении милиции. Он надеялся на обжалование приговора.
О своем втором «трансе» за решеткой я узнал от близкого друга, который много времени провел в СИЗО Красноярска. В этой «змейке» вся тюрьма была пресс-клеткой. И первое, что увидел новый заключенный в одной из таких камер, был не «рыжий директор», а жаркий секс накачанного активиста с грудастой подружкой. Выяснилось, что у девушки есть половой член — ни пол, ни паспорт она тоже не успела сменить.
Бюрократические препятствия испортили жизнь многим трансгендерам в России. Сначала они переносят смену пола в длительных муках, а потом не меньше мучаются при смене паспорта. Не решив эту проблему и попав в тюрьму по вполне банальным причинам: наркотики, ДТП, мелкие кражи в бутике — им придется сидеть с теми, чей пол в паспорте идентичен.
Дело везения: в «черной» зоне они отделаются худшей кастой, вечной уборкой и случайным сексом, а в красных лагерях транссексуалы либо окажутся в одиночной камере в колонии до конца срока, либо …
О третьем «транссексуале» на моем пути я узнал из полученных документов.
Собирая информацию из многочисленных бумаг, над которыми я работал в штабе, я тайком читал неофициальные отчеты активистов карантинного отдела. Вновь прибывших и перепуганных заключенных готовили к докладу начальнику колонии, а письма с пометками передавали в оперативный отдел. По одной из этих пентаграмм я знал, что в карантин прибыл необычный пассажир.
Уже через неделю весь лагерь знал, что с конвоем прибыл трансвестит. Все гадали, в какую часть его припишут и с кем он будет ходить в лагерную баню. Правы были старые зэки, предсказавшие, что «транс» останется в одиночной камере до конца срока. «Начальник колонии отправил нетипичного осужденного под крышу. Ради его же безопасности и спокойствия в колонии.
В двухэтажном здании в стороне от бараков находилось несколько десятков заключенных, несколько камер-изоляторов и одна камера ЭШТ. Несмотря на разные названия и условия, все эти камеры представляли собой бетонные клетки больших или меньших размеров. Именно там «транс» должен был просидеть ближайшие несколько лет и только до условно-досрочного освобождения.
В каждом лагере есть зоны особого контроля: карантинное отделение, столовая, штаб и, конечно же, изолятор. Никто в администрации не занимался притеснениями так, как сами заключенные. Отобранные активисты, еще недавно склонявшие голову на карантине, быстро привыкли к сотрудничеству с администрацией, и вскоре им дали кнут, полномочия и спортивное питание.
Бригады активистов во главе со стюардессой работали на всех объектах нашей Краснознамённой колонии в Кемерово. Карцер не был исключением. «Активисты, просеянные через сито лояльности, попадали в тюрьму потому, что были либо редкими возмутителями спокойствия, недовольными режимом, либо сами активисты, провинившиеся в избиениях, либо потенциальные дезорганизаторы режима. Ко всем у администрации был особый подход. , так активисты были своеобразны: упрямы до своей безнаказанности и циничны в отношении уже отслуживших лет.
«Транс» недолго пробыл в своей камере. Вскоре один из прикомандированных к объекту операторов предложил ему простую работу по уборке территории. Даже в модельных колониях кастом хуже, потому что приходится чистить такие места, как туалеты, выгребные ямы и душевые. Но называют бедолаг не «уколами» или «обиженными», а уборщиками. Но они все равно спят и едят отдельно от всех остальных.
«Транс» недолго колебался и согласился на предложение оперы; наконец, был более плотный обед и больше свободы передвижения, а затем, возможно, условно-досрочное освобождение. Кто бы мог подумать, что настоящий скинхед спасет «транса» от неминуемой катастрофы? Однако только через полгода.
Осужденный за экстремизм, кузбасский скинхед носил одинаковую прическу и на улице, и в лагере, носил практически одинаковые шины и, покинув начальника лагерной охраны, мог даже потренироваться в построении собственного небольшого государства. Делал он это с успехом, пока за несколько месяцев до увольнения не оказался «под крышей».
В ШИЗО он оказался по необходимости — районный суд должен был наложить на него срок административного надзора, для чего нужны были злостные нарушения, на которые только что согласилась лагерная администрация. Вы получаете свое «место» уединения, мы гарантируем вам более-менее приятную жизнь «под крышей».
Через несколько недель скинхед околачивался во дворе тюрьмы с главным активистом, «главой крыши», а еще через несколько дней пригласил скинхеда на ночную оргию. Скинхед подумал о тюках бесплатной еды, которые караванами везли в тюрьму из каравана, но нет, оргия была настоящей.
В душевой изолятора несколько активистов уже делали обычный «трансовый» обход, который будет дежурить каждую ночь по мытью полов. У начальства были приказы, с ним нельзя было связываться, а «транс» работал как мог. Но ночью другие животные взяли верх.
Скинхед осторожно отказался от предложения присоединиться, но уже через неделю ему стало ясно, что никакой «доброй воли» и никакого мудака нет — «транса» насилуют каждую ночь.
Однажды «транс» отказался покинуть свою камеру. Он мотал головой и плакал, но не уходил. К этому времени скинхед уже поднаторел в карьере активиста, сотрудничая больше по привычке, поэтому не стал бежать сообщать о ЧП в штаб, а отправился улаживать дело с шефом мучителей. Напугав разнорабочего оперативником, скинхед пообещал «трансу», что больше никогда его не тронет.
И очень удивился, когда на следующий день обнаружил беднягу не только вновь изнасилованным, но и сильно избитым. Потом скинхед обратился в полицию, и тогда я узнал об этой истории.
Несмотря на попытки духовного саморазвития, я все равно испытывал приятное злорадство, когда из электрошокеров оперы «вылетали» не обычные консервы, а визжащие активисты. «Это еще не все масло», — подумал я и старательно делал закодированные заметки в своем дневнике.
Главный актив колонии, к моему удивлению, с нескольких оплеух вырвался на свободу.Затем он вернулся на объект и продолжил свою нелегкую работу послушной собакой.
Из лазарета он вернулся через неделю на то же место, «под крышу».Чтобы помешать ему писать жалобы или вызывать адвоката, начальник колонии лично приходил к нему в комнату, вновь гарантировал его безопасность, обещал условно-досрочное освобождение и уверял, что его больше не тронут.Хотя транс не боялся пальцев, он еще больше боялся стража.И вот он вернулся в свой ад.
Сдержал ли надзиратель свое обещание или нет, я не знаю.Меня, к моей радости, наконец освободили.
