Здесь вы можете читать онлайн Марина Степнова — Байки из журнала «Сноб» — Бесплатная полная версия книги (полностью). Жанр: современная проза. Здесь вы можете прочитать полную версию онлайн без регистрации и СМС на LibKing.Ru (ЛибКинг) или прочитать краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и посмотреть отзывы (комментарии) о продукте.
Марина Степнова — Рассказы из журнала «Сноб» краткое содержание
Рассказы из журнала «Сноб» — описание и краткое содержание, автор Марина Степнова, читать бесплатно онлайн в электронной библиотеке LibKing.Ru
Рассказы из журнала «Сноб» — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Истории из журнала «Сноб»
Где-то около Гроссетто
Фото Мариан Шмидт / Рафо / EastNews
— Белиссимо! — воскликнул агент и с несколько театральной гримасой открыл двустворчатое окно. В просторную спальню (ореховые балки, терракотовая плитка, побеленные потолки) тут же покорно взглянула Тоскана, пышная, увековеченная миллионами глаз, но ни на йоту не утратившая своего опасного, простого очарования. Агент уперся руками в полуметровый прохладный подоконник окна — оно действительно было выбелено: кипарисовая точка, провожающая путника до порога, пара причудливых сосен, подсолнухи, оливковая роща, нависшая над дальним холмом. Это как небесная брошюра. Свет был настоящим, знаменитым тосканским светом, плотным, ярким, шелковистым светом, который превращал и деревенскую пыль, и старые шестьсот «фиатов», и даже человеческие лица в музейные драгоценности.
Агент окинул взглядом декорации, прибавляя к каждой сделке не менее двадцати процентов, и обратился к своему клиенту, вопросительно подняв мохнатые, раздельные и очень живые брови. Дом действительно был идеальным — двухсотлетний, но прекрасно отреставрированный, не слишком большой, но и не слишком тесный, с собственным садом, но без акров оливок или виноградников, которые так хорошо смотрятся на холмистом горизонте, но требовательны — о, агент знал это. ! — От настоящего, потного крестьянского труда. Всего в нескольких километрах находится средневековый кукольный городок с 500-летним храмом и мэром-коммунистом, тремя казнями, синьорой, двумя десятками войн, домом Папы (не того, к сожалению, что один был святым , хотя наш был поляк), субботний рынок, три магазина, один Джотто и пять ресторанов. По вечерам вы будете ходить в Deborah Bar, пить кофе с граппой и любоваться закатом. Кроме того, есть отличное место для бассейна.
— «Нет» — ответила клиентка, собирая свои и без того тонкие губы в белую ровную ниточку. — Мне это не нравится.
«Как она негодна, синьора?!» Брови агента в ужасе поползли вверх по лбу, как будто она пыталась спрятаться в волнистых волосах.
— Отрицательно! — рявкнул покупатель и, повернувшись спиной к Тоскане, пошел вниз по поющей лестнице, едва касаясь рукой медово-гладких перил. Совершенно безвкусный.
Она подошла к входной двери и открыла ее бесцветным взглядом — холодным, спокойным, точным — словно она была плотником, готовящимся к новой работе.
— Здесь нет гроба, — сказала она.
— Какой гроб, синьора?! — удивился агент, он продал тысячи домов — хороших и плохих, с тайными клопами в балках и вопиющими огрехами архитекторов, домами с ложной историей и настоящими призраками, с джакузи и без сантехники, с видом на море и соседскими спальня, англичане, русские, американцы, конечно в основном англичане, но о такой, Мадонне, он никогда не слышал.
Клиент повернулся и посмотрел на агента так же холодно и оценивающе, как и на дверь.
— Моя, — сказала она. — Мой гроб.
Фото Мариан Шмидт / Рафо / EastNews
Кошка умерла в пятницу, ближе к вечеру.
Одиннадцатилетняя Леля нашла его случайно, когда подошла к шкафу за футболкой и обнаружила в куче чистого и грязного, перемешанного белья пернатое, растрепанное тело, уже закоченевшее и безжизненное. Лалия хрипло вскрикнула, дернула рукой, вздрогнула — даже не от сожаления, кошка была старая, намного старше ее, а от страха — и вдруг из кухни выбежал отчим, взял ее, прижался лицом к старой белой Футболка, я сказал, не смотри, не смотри. Теперь буду делать все сам. Кукла вдохнула знакомый запах — одеколона, пота, кислой корзины — и на всякий случай снова закричала. Мать выглянула из комнаты, подняв палец с правой стороны угасающего тома, и — сквозь многолетнее табачное зловоние — сердито спросила, можно ли ей понизить голос. Ведь я работаю. Отчим отпустил Куклу, схватив вину — прости, милая, мы не хотели. Видите ли, наш кот умер. Ее мать пожала плечами. Заверните в тряпку и отнесите к мусорным бакам, — приказала она. Кошка мертва, сказала она. Ничего, ничего, пробормотал отчим. Мы сделаем все, не волнуйтесь. Он сказал Лальке, конечно, потому что ее мать, говоря вслух, тут же захлопнула за ней дверь.
Мать придавлена литературой и философией, как другие придавлены невыносимым сожалением. Флоренский, Борхес, Сартр, Упанишады, Блаватская — место было таким же грязным, как и ее голова, и над всем грохотал голос матери, непререкаемый, кричащий, невыносимый, заваленный мудрыми словами, до полного несварения. Дома часто бывали ее друзья — такие же нелепые, безнадежные врачи, знающие доктора учения, неудавшиеся журналисты, писатели, не написавшие ни строчки, муравьиные борцы с режимом, которые их вообще не замечали. Человеческая плесень, паразитирующая на мыслях, жизни и словах других. Называли себя «интеллигентами» (самоопределение кавалерией и бесчестным самопровозглашением), пили чай с сырным рислингом по два рубля и болтали, болтали, болтали — Кукла привыкла засыпать под шум голосов, плавающих в дымные клубы Космоса и Явы, о сталинизме, православии, нравственности, славянстве, академике Сахарове, буддизме, до того как открылись третьи глаза гостей, кукла окончательно закрыла оба, но даже во сне она все еще слышала голос матери — костлявый, длинный, смешной, он всегда говорил больше всех и громче всех, топая в самых важных местах плоскими перепончатыми лапами устрашающе немаленьких размеров.
Помимо книг и праздных разговоров, Мать обожала себя страстно, всем сердцем, безумно, и это была любовь такая полная и разделенная, что для остального не оставалось места. Кукла еще могла пригодиться в качестве аргумента, поэтому к десяти годам ее часто выносили к гостям, таскали на табурете и заставляли читать наизусть что-нибудь из Бхагават-Гиты или, что было совсем невозможно, Антиоха Кантемира. . Умэ незрелый, плод сиюминутного учения, — говорила Кукла, щелкая вечно сползающими колготками и спотыкаясь на каждой прописанной строчке, — отдохни, не торопись руки к перу: «Я могу дни в веках не писать, а я могу снискать себе славу, хоть я и не творец… Запомнить ее было еще труднее, чем прочесть, и даже невозможно понять, но Кукле пришлось это вытерпеть — гости донимали ее вопросами — умными как идиотизм, а она должна была ответить на них так же — быстро и ловко, мама заранее записала свои ответы на бумажку, мама заранее записала свои ответы на бумажку и велела запомнить их. Год создания «Отплытие на остров Цитеру» и чем он отличается от «Плыть на остров Цитеру». Мои гены — отличное потомство, — скромно призналась мама. Только представьте, вчера она подошла ко мне и спросила про Тредиаковского! Она попросила об этом! Василий Кириллович, — сказал один из гостей, испытывавший особое отвращение к Лании, журналист, называвший себя культурологом (с громким гастритом, огненной бородой и безобразными желтыми зубами), — наш первый профессиональный русский писатель!
